Академик Журавлев: Для научных результатов нужны фундаментальные исследования

В круг интересов ученого входят и экологические проблемы Дальнего Востока. Юрий Николаевич возглавлял рабочую группу по защите кедра, курирует мониторинг и разработку программ сохранения амурского тигра и дальневосточного леопарда, возглавляет комиссию по заповедному делу при президиуме ДВО РАН.

Академик Журавлев – гость «ДК».

– Юрий Николаевич, поздравляем вас с вручением престижной награды. Расскажите, пожалуйста, о ваших исследованиях, получивших столь высокую оценку коллег.

– Эта премия вручается не за отдельный научный труд, а по совокупности работ и связана с моей деятельностью по изучению природы Дальнего Востока. Но это не только моя личная деятельность, это деятельность всего Биолого-почвенного института ДВО РАН.

Возможно, были учтены и более ранние мои начинания, скажем, создание направления по биотехнологии лекарственных растений, потому что многие модели и подходы для рационального использования природных ресурсов Дальнего Востока заложены более 30 лет назад.

По-видимому, достаточный резонанс получили наши действия по охране природы Дальнего Востока, по созданию таких важных документов, как Долговременная экологическая программа Приморского края до 2005 года, которая имела статус закона Приморского края. По нашему образцу были созданы похожие программы во всех субъектах региона. В числе заметных вкладов сотрудников института в сохранение природы Дальнего Востока не только экологические исследования, но и прямые защитные действия. Например, в институте создан научно-общественный центр «Живая вода», который координирует подобного рода начинания.

– Насколько известно, вы серьезно занимаетесь вопросами охраны редких видов животных и растений?

– Мы провели ряд очень важных исследований по поводу редких видов Дальнего Востока и разработали теорию их охраны на примере женьшеня. И если бы созданная нами программа восстановления и репродукции женьшеня в Приморском крае была осуществлена, то были бы решены многие вопросы сохранения и использования этого редкого вида, а также поддержания его высокого статуса на международном рынке. К сожалению, все события 90-х годов этому сильно препятствовали. Сегодня мы пока еще имеем некоторое количество очень важных уникальных генотипов в нашей коллекции, но, к сожалению, у нас нет ни средств, ни способности для сохранения редких генотипов, которые мы, например, в свое время высадили в тайге. Потому что тайга сейчас – проходной двор, а женьшень контрабандно вывозится в Китай, который за счет этого начинает обходить нас на этом рынке.

– А как обстоят дела с охраной амурского тигра?

– Дальневосточные ученые инициировали природоохранную деятельность и по тиграм, и по другим редким хищникам несколько десятков лет назад.

Еще в 40-х годах прошлого века Лев КАПЛАНОВ, один из первых директоров Лазовского заповедника, выступил с инициативой о прекращении охоты на тигров. К этому времени их число вряд ли превышало 30-40 особей. Тогда была совершенно другая история, другое состояние страны. Население было в большей части законопослушным, оружие – лимитированным, и принятые на правительственном уровне решения все-таки исполнялись… Ну, может быть, с какими-то отклонениями. Как раз с Каплановым и случилось такое непоправимое отклонение – браконьеры его застрелили…

Но это не повлияло на общую политику. Его дело продолжал Константин АБРАМОВ, потом его сын Владимир АБРАМОВ. Многие мои друзья занимались этими вопросами. В результате была разработана государственная стратегия охраны тигра на Дальнем Востоке, которая была проведена в жизнь. Она включала в себя охрану мест обитания, сохранение видов, которые являются кормовыми для крупных хищников и для более базовых видов. То есть должна охраняться вся пирамида, и она действительно охранялась.

Теперь, когда имеем около 400-450 тигров на территории Приморского и Хабаровского краев, мы сталкиваемся совсем с другими проблемами: население не законопослушно, главные браконьеры – это высокопоставленные чиновники. А оружия хватит вооружить армию какой-нибудь страны! В этих условиях охранная деятельность требует не только финансовых возможностей, но и не меньшего мужества, чем проявил Капланов, впервые выступивший в защиту тигра. Только сейчас угрозы проявляются другим путем.

Скажем, в свое время Евгений ПСТЫГА, заместитель управления лесным хозяйством Приморского края, предоставил нам справку о состоянии кедровых лесов за последние 15 лет. Оказалась, что за это время площади кедровников выросли. То есть рубим-рубим, а лес прибывает… И никакой проблемы с кедром нет. Конечно, такого просто не могло быть. Но Пстыга дает вторую строчку – показатель по спелым и перестойным кедровникам (без таких деревьев лес не может быть системообразующим фактором). Оказалось, что из 11 кедров, которые были спелыми и перестойными в 1987 году, к 2009 году не срубленным остался только один кедр. То есть запасы кедра, которые создают все благополучие тайги, уменьшились до 10% к исходным! За это его, конечно, из управления «сократили», и ему пришлось восстанавливаться по суду…

Тема защиты кедра, которую также ведут специалисты нашего института, была доведена до логического завершения, в том числе и благодаря счастливому стечению обстоятельств. Правительство озаботилось проблемами развития Дальнего Востока, его экологией. Внимание Владимира ПУТИНА обратилось и на тигра. В ходе общения с учеными стало ясно, что для сохранения этого хищника необходимо сохранить системообразующие породы, необходимые для поддержания биологического разнообразия. В результате в 2010 г. кедр был внесен в список пород, запрещенных к заготовке.

Чтобы завершить тему тигра, хотел бы заметить, что итоги 13-летнего мониторинга позволили определить тенденции его численности за последние более чем полвека. И если с 50-х до 80-х годов шло ее увеличение, то потом показатели вышли «на плато». Сегодня популяция тигра не увеличивается. И это серьезный повод для тревоги. Ведь когда снижение численности будет зафиксировано, мы уже потеряем все возможности восстановления, поскольку для восстановления благополучия на нижних этажах пирамиды биоразнообразия региона требуются многие годы. Например, кедр растет до состояния плодоношения 80 лет.

– В соответствии с процедурой вручения премий лауреаты читают Демидовскую лекцию. Чему было посвящено ваше выступление?

– Моя лекция называлась «Жизнь и ее окружение». Что такое жизнь? Этому вопросу посвящены фундаментальные исследования, которыми я занимаюсь последние 10 лет. Я говорил про системные признаки и принципы функционирования систем, потому что без этого невозможно понять, что такое жизнь. Это очень сложный вопрос, он требует включения и математических, и физических подходов, но сложность его заключается еще и в том, что физическое представление об окружающей нас действительности далеки до завершения. А они являются базовыми для представления о жизни, поэтому и представления эти несовершенны. Я об этом говорил в надежде, что кто-то из молодых ученых сориентируется именно в этом направлении и изберет путь исследования системных признаков в биологии, для того чтобы, может быть, когда-то получить принципиально новые результаты, характеризующие жизнь и ее окружение. Это была основная часть лекции, но я старался насытить ее примерами, в том числе и теми, которые рассказал вам.

Напомнил я молодым ученым, а среди слушателей было много молодежи, и об Эммануиле КАНТЕ, немецком ученом, которого большинство знает как идеалиста. Так вот, когда Канта хоронили, за ним шел весь Кенигсберг и еще много людей, которые приехали туда специально, чтобы проводить его в последний путь. Как вы думаете, они шли потому, что читали книжку «Критика чистого разума»?

Думаю, он всей своей жизнью проповедовал, что человечеству надо выходить из младенческого состояния. Надо нумело пользоваться своим разумом так, чтобы стать самостоятельным человеком, не тем, кто нуждается в управлении со стороны, а тем, кто имеет свои убеждения, – первое. И второе, нужна смелость отстаивать свои убеждения. И это очень смыкается с нашей экологической деятельностью.

Я привел примеры с Львом Каплановым и Евгением Пстыгой, которые имели смелость отстаивать свои убеждения. И все это на фоне Николая ТИМОФЕЕВА-РИСОВСКОГО, лекции которого мне довелось слушать. Он тоже имел убеждения и отстаивал их, не нуждаясь в руководящих указаниях.

– А в вашем институте есть такие люди?

– Думаю, что есть. В том же центре «Живая вода», который, кстати говоря, объединяет выдающихся экологов региона.

– В марте 2012 года Биолого-почвенный институт отметил 50-летие, каковы приоритетные направления его работы?

– Институт был создан с целью исследования наземных экосистем российского Дальнего Востока. Такое научное оформление задачи подразумевало, что надо узнать, кто и что живет, движется и взаимодействует в регионе. Деятельность таких учреждений всегда начинается с составления кадастра и с инвентаризации. Теперь мы знаем точно многие цифры: на Дальнем Востоке есть 100 видов млекопитающих, произрастает около 3,5 тыс. сосудистых растений, полный список с описаниями содержится в серии книг, изданных институтом. 20 томов составляют энтомологические определители – в регионе примерно 20 тыс. насекомых, но здесь еще возможны открытия. Что касается, скажем, пресноводных рыб, здесь уже очень редкие открытия. Можно сказать, что инвентаризационный период закончен. Но с помощью современных молекулярно-генетических методов мы можем созданную классификацию уточнить.

Следующий шаг связан с освоением Дальнего Востока. Если сначала мы работали на индустриальное освоение, на приумножение ресурсов (новые виды рыб, запасы растений и т. д.), то теперь возникает вопрос о близком исчерпании ресурсов. Запасы их тают, во-первых, потому что скорость возобновления их не очень велика, во-вторых, темпы технического освоения ресурсов возрастают. И в связи с исчерпанием природных ресурсов встают задачи полного и безотходного их использования, а также создания альтернативных источников сырья.

Решая вторую задачу, в институте успешно разработали такие альтернативные источники. Так, для медицинской промышленности мы создали в культуре тканей довольно много штаммов, которые могут давать лекарственные соединения видов, подвергающихся очень сильному антропогенному прессу. Это, например, женьшень, воробейник краснокорневой, кирказон маньчжурский и другие. То есть теперь для получения лекарственных препаратов данные растения в качестве сырья не нужны, мы выращиваем аналогичные клетки в пробирках. Совместно с ТИБОХ показали, что на основе разработанных методов содержание активных веществ в произведенных препаратах может быть в разы больше, чем при использовании натуральных растений. И главное, для этого не надо их уничтожать.

– Скоро наступит пора полевых работ, насколько известно, вы стараетесь для них обязательно выкраивать время.

– На полевые в основном езжу на исследование перелетных птиц. Вместе со специалистами по молекулярной генетике птиц мы начали изучать процессы гибридизации этих видов. Вообще Северная Пацифика, включающая северную часть Тихого океана и его прибрежные территории – это уникальная зона гибридизации. Совместные исследования с американскими и канадскими учеными дали удивительные палеогенетические результаты. Например, был обнаружен вид, который обитает только в США, и никогда не появлялся на российской территории, но имеет генетический материал от нашей утки, которая также никогда не бывала в Америке. Можно предположить, что многие виды прошли когда-то по «Беринговому мосту» из России и Китая в Америку, и сейчас мы там находим очень интересные свидетельства этому. То есть эта система развалилась давно, а генетические артефакты остались.

Планирую в этом году побывать также на Камчатке. Есть данные, что Фукусима не прошла бесследно для перелетных птиц. И хотя первые после аварии птицы были более-менее чистыми, на поздних пробах радиоактивность в птицах все-таки обнаруживается – в допустимых концентрациях. Но если подойти к этому вопросу на уровне анализа отдельных тканей, то, например, в легких она определяется в гораздо больших концентрациях. И это может иметь значение для местного населения, которое употребляет птиц в пищу. Что будет происходить в этом году, посмотрим после того, как птицы вернутся, снова пройдя через радиоактивную зону. Знать это просто необходимо.

– Общество от науки ждет прикладных результатов, того, что можно запустить в производство, что принесет ощутимые плоды. О таких прикладных результатах исследований вашего института можно говорить?

– Помните сказку «У слоненка день рождения»? Когда начинают резать пирог и верблюд просит дать ему немедленно кусок, слоненок отвечает: «Но ты же верблюд, ты можешь долго не кушать». А он говорит: «Чтобы долго не есть, надо сперва покушать…»

Вот эта простая истина, которая понятна и детям, подчас не понятна большим дядям… Для того чтобы наука давала практические результаты, надо сначала провести хорошие фундаментальные исследования. Вот мы провели хорошие фундаментальные исследования по поводу лекарственных растений. У нас есть много перспективных штаммов, которые могли бы освободить давление на редкие виды растений на Дальнем Востоке. Но, чтобы это осуществилось, необходимо, чтобы «покушали» другие. Например, фармакологические производства, потому что наши разработки могут быть внедрены только в фармакологическую индустрию… А где вы на Дальнем Востоке видите предприятия фармакологической индустрии? Куда нам внедрять все эти уникальные разработки? А считается, что ученый должен не только это все сначала фундаментально изучить, потом опытно опробовать, так еще должен заботиться о внедрении своего открытия в жизнь.

Впрочем, мы показали на арсеньевском предприятии, что на основе наших разработок можно создать рентабельное производство. Запустили выпуск шиконинового масла, эффективно используемого в медицине – оно способствует заживлению ран. Но для предпринимателя, участвующего в проекте, с учетом налогового пресса и прочих издержек рентабельность в 50% оказалась недостаточной. С грантами он рассчитался, но будет ли производство работать далее – еще вопрос.

Ирина БАРАННИК, «Дальневосточный капитал».