Железные конфеты

– Это естественный процесс – либо компания развивается и растет, либо умирает… – с улыбкой отвечает «ДК» председатель Совета директоров и совладелец Peter Hambro Mining Павел МАСЛОВСКИЙ. – Конечная цель любой предпринимательской деятельности – извлечение прибыли. А железорудное производство – одно из очевидных направлений для развития в горном деле. А расти надо. Когда берешь на работу молодого, талантливого сотрудника, понимаешь, что должен обеспечить ему рост. А рост – это всегда новые проекты. И это бесконечный процесс, который длится до тех пор, пока существует фирма.

– Павел Алексеевич, опишите подробнее, что вы планируете построить на юге Дальнего Востока и что будете производить.

– В ЕАО и Амурской области мы собираемся построить два крупных горно-обогатительных комбината, на которых ежегодно будет перерабатываться около 20 млн тонн железной руды и соответственно производиться около 8 млн тонн концентрата. Дело в том, что в руде Кимканского и Сутарского месторождений в ЕАО содержится только 32% железа, а в руде Гаринского месторождения Амурской области - около 45%. Руда такого содержания не является товарным продуктом. Железная руда с месторождений продается только тогда, когда содержит более 60% железа. В России таких месторождений нет.

Руду с месторождений ЕАО и Амурской области нам придется обогащать, чтобы довести содержание железа минимум до 62%. Железный концентрат – это первый товарный продукт, который мы будем продавать. Но мы собираемся осуществлять и более глубокий передел сырья, а именно производить около 4 млн тонн чугуна в год. Для этого построим металлургический комбинат. Чисто из экономических соображений, чтобы увеличить добавленную стоимость продукта и тем самым компенсировать огромные затраты на строительство комбинатов, рудников и самое главное – инфраструктуры.

– Куда вы намерены эти продукты поставлять?

– Здесь две новости. Первая заключается в том, что рынка сбыта концентрата и чугуна в России нет. Сейчас, по крайней мере, и в обозримом будущем - в течение ближайших 5–6 лет, когда мы предполагаем запустить производство. У нас в стране перепроизводство стали, российские сталелитейные предприятия не только полностью закрывают потребности страны в этом материале, но и импортируют большие объемы. При этом их производственные мощности, даже без существенных затрат, могут быть увеличены еще на 20%.

Ожидать, что спрос на сталь в ближайшие 10 лет в России значительно возрастет, не приходится. Хорошо, если это случится. Если произойдет экономическое чудо и в несколько раз, например, увеличится потребность на сталь со стороны строительной индустрии и автомобильной промышленности. Поставлять концентрат на предприятия Западной Сибири и Европейской части России с Дальнего Востока нам не выгодно. Во-первых, эти заводы имеют, как правило, свою сырьевую базу. Во-вторых, до Урала везти дорого. Существующий железнодорожный тариф делает нашу продукцию при поставках на запад неконкурентоспособной по сравнению с украинским и казахстанским сырьем.

Однако хорошая новость заключается в том, что для концентрата и чугуна у нас остается зарубежный рынок, а именно Китай, Япония, Южная Корея. Мы не исключаем, что в будущем запустим и сталеплавильное производство, но отставляем это «на потом». Сталь, в отличие от концентрата и чугуна, за границу продать тяжелее. Ее производят в большом объеме и в Китае, и в Японии, и в Южной Корее. А конкурировать с ними, не имея достаточного спроса на внутреннем рынке, неразумно. Продавать выгодно излишки, когда, допустим, 70-80% произведенной продукции реализуется внутри страны. Если строительная индустрия на Дальнем Востоке будет развиваться, то ситуация для нас изменится: появятся реальные возможности по сбыту стального листа.

– На какую долю рынка Юго-Восточной Азии вы претендуете?

– По чугуну мы планируем занять примерно 10% рынка, общий объем которого сейчас составляет около 20 млн тонн. Но чугун - это товар универсальный, на него всегда будет устойчивый спрос. И не столько со стороны Китая – они, как правило, развивают производство «от руды» и «до стального листа», сколько со стороны Японии и Южной Кореи. Там много заводов, ориентированных на конечный передел, а не на полный цикл, на которых выпускают высококачественную сталь. Вообще-то чугун выгодно не охлаждать, а сразу плавить и получать сталь. И именно так работают сталелитейные комбинаты в России. Но Япония и Южная Корея покупают чугун и выпускают тонкие дорогие сорта стали. В любом случае чугун – это продукт с хорошей добавленной стоимостью, это металлургическое производство.

– А сколько сегодня стоит тонна чугуна? Как это сопоставимо с объемами средств, которые вы собираетесь вложить в развитие производства?

– Если концентрат сегодня стоит $60-70 за тонну, то чугун – около $300. Но чтобы построить металлургическое производство, нам действительно придется вложить очень много средств. Причем не столько в строительство комбинатов и разработку месторождений, сколько в инфраструктуру. Мы только что закончили ТЭО Сутарского месторождения. И получается, что если обогатительная фабрика стоит $300 млн, обустройство карьеров $200 млн, то строительство моста через Амур - $200 млн, реконструкция железной дороги от Биробиджана до Нижнеленинского - еще около $400 млн.

Гаринское месторождение в Амурской области расположено еще дальше от Транссиба. Там нужно прокладывать около 140 км железнодорожных путей и строить двухкилометровый мост через Зею. То есть и здесь приблизительно $800 млн потребуется инвестировать в развитие инфраструктуры. Вообще затраты на транспортную инфраструктуру и на остальные объекты делятся примерно напополам.

– Вы говорите о больших затратах, но зачем-то приобрели несколько железорудных месторождений. Ограничились бы одним, и затраты были бы ниже…

– Только в совокупности эти месторождения представляют собой более или менее нормальную сырьевую базу для металлургического комбината. Балансовые запасы Гаринского, Кимканского и Сутарского месторождений составляют около 1 млрд тонн руды. Этого достаточно, чтобы развивать металлургическое производство, потому что такое производство запускается не на 10 или 30 лет, а на 100. Возьмите Магнитогорск или Новолипецк. Расположенные там металлургические комбинаты являются градообразующими в полном смысле этого слова.

– Руда с Куранахского месторождения тоже пойдет на переработку на новый комбинат?

– Да. Там просто руда специфическая - с повышенным содержанием титана. Мы не можем извлечь его полностью, оставляем 5-7%, а такой концентрат нельзя пускать в плавку, надо микшировать с другим сырьем. Мы собираемся смешивать его с рудой Гаринского месторождения, содержание титана в такой смеси будет 1,5%, и ее можно будет пускать на переплав. До запуска Гаринского месторождения концентрат с Куранахского будем продавать, но по более низкой цене, потому что он некондиционный.

- Где будет построен металлургический комбинат?

– Окончательно с местом расположения мы еще не определились, пока изучаем несколько площадок: Шимановск, Белогорск, Бурея.

– Каковы критерии выбора?

– В первую очередь энергетика. А также кадры. На первом этапе - при производстве чугуна - комплекс даст 10 тыс. рабочих мест. Кроме того, площадка должна находиться на железной дороге: где-то посередине, либо ближе к одному из ГОКов. Сейчас взвешиваем все «за» и «против».

– Во сколько обойдется строительство комбината и каковы основные этапы работ?

– Примерно в $900 млн. В 2008 году мы начнем строительство горно-обогатительного комбината в ЕАО. Через 2-2,5 года приступим к строительству ГОКа на Гаринском месторождении в Амурской области. Через 6 лет эти объекты уже будут работать. В 2011 году мы начнем строить металлургический комбинат, закончим ориентировочно в 2015-м. Инфраструктуру будем развивать одновременно со строительством горно-обогатительных комбинатов.

– Павел Алексеевич, насколько нам известно, ваша компания планировала строить терминал в Советской Гавани…

– Пока от этих планов мы не отказываемся. Терминал мощностью около 8 млн тонн для нас – альтернатива для выхода на рынки Японии и Южной Кореи. Сейчас основная задача – совместно с РЖД сформулировать технические условия по реконструкции железнодорожного полотна, ведущего в Совгавань.

– А когда начнете строительство?

– Все зависит от железной дороги. По существующим маршрутам в Совгавань можно доставлять только 1-1,5 млн тонн груза в год, но такие малые объемы для нас никогда не окупятся. Когда мы согласуем с железной дорогой масштабы реконструкции «узких мест», получим стоимость этого, тогда посчитаем экономический эффект и примем окончательное решение. Пока у нас есть только ТЭО на терминал: его строительство обойдется в $100 млн.

– С железной дорогой общий язык нашли?

– Нашли, подписали с Владимиром ЯКУНИНЫМ соответствующее соглашение. Рассматриваем вариант государственно-частного партнерства. Просто механизм реконструкции «узких мест» действующих магистралей еще не отлажен. То, с чем мы обычно сталкиваемся, – это немагистральные реконструкции, когда мы согласовываем с РЖД и делаем подъездные пути к своим рудникам. Здесь схема отработана: эти подъездные пути либо остаются на нашем балансе, и РЖД не возражает. Либо, если они слишком большие, мы передаем их на баланс РЖД и получаем компенсацию по тарифам. Прецедентов, когда частные предприятия вкладывают деньги в реконструкцию уже существующих и принадлежащих РЖД путей, еще нет. Законодательная база только создается.

– По строительству железнодорожного моста через Амур договоренность с РЖД есть?

– РЖД поддерживает этот проект, но вопросы взаимодействия – это предмет переговоров. Пока мы ждем подписания на высшем уровне межправительственного соглашения о строительстве моста через Амур, затем приступим к переговорам с РЖД. Причем мост мы готовы строить сами. И как вариант – готовы провести за свой счет реконструкцию железнодорожного полотна до Нижнеленинского, если государство взамен выделит нам средства на строительство инфраструктуры к Гаринскому комбинату. Мост через Амур нам необходим: он позволит экономить примерно $5-6 на тонну товара при перевозке.

– Китайцы будут участвовать в строительстве моста?

– Как минимум 50% финансирования берут на себя. Они готовы строить мост и до фарватера, то есть вложить больше средств, но пока речь идет о распределении затрат «50 на 50».

– За счет каких средств вы намерены реализовать проект и насколько быстро он окупится?

– Сейчас у нас на балансе имеется около $600 млн свободных средств. Это то, что мы направим в проект. Недостающую сумму будем занимать. 30–40% собственных средств и 60% заемных – это нормальная пропорция, банки охотно кредитуют такие проекты. К финансированию, скорее всего, привлечем банковский консорциум: российские банки и западные.

По нашим подсчетам, окупаемость составляет 7-10 лет. Наше основное конкурентное преимущество – это близость рынка сбыта: стран Юго-Восточной Азии. Доставка тонны руды из Австралии (это основной поставщик для Китая, Японии и Кореи) стоит сейчас $40-50. И тарифы на перевозку растут. Но в Австралии руда содержит 60-65% металла, то есть представляет собой природный концентрат. У нас руда бедная. Но от Кимкано-Сутарского месторождения до границы с Китаем всего 200 км. Этим конкурентным преимуществом мы и хотим воспользоваться, поэтому стараемся по максимуму сократить плечо доставки.

– Как собираетесь решать проблему кадрового дефицита?

– Мы уже ее решаем, и не первый год. Имея золотодобывающее предприятие на востоке страны, мы создали неплохую инфраструктуру. У нас есть своя проектная организация, собственное крупное строительное предприятие. В этом году ввели очередной золотой рудник, в следующем году запускаем в работу титаномагнетитовое месторождение. Причем, как правило, часть тех, кто строит рудники, остается на производстве. Тем не менее проблема существует. И если специалистов по горной добыче на Дальнем Востоке еще можно найти, то людей для металлургического производства просто нет.

Кадры растим: финансируем целевое обучение студентов, сейчас создаем профтехучилище в Благовещенске, будем открывать техникум, предполагаем ввести новые специальности в дальневосточных вузах. Кроме того, мы участвуем в программе по переселению соотечественников. Мы считаем, что это важнейший государственный проект, и всецело его поддерживаем. Здесь в очередной раз интересы бизнеса и государства совпадают. Мы создаем новые рабочие места, а государство получает возможность исправить сложную демографическую ситуацию в регионе. А то раньше приглашаешь из Казахстана русского специалиста на работу и потом мучаешься, чтобы зарегистрировать его. Сейчас законодательство выправлено, и хотя мы не ожидаем, что кто-то нам людей привезет, но собираемся их найти и пригласить.

– На ГОКах и рудниках будут работать вахтовым методом?

– Комбинированно, как сейчас на Покровском руднике. Там из 2 тыс. человек часть работает вахтовым методом, а часть на постоянной основе. Рабочие и линейные специалисты могут работать вахтами, ведущие специалисты должны жить постоянно. Поскольку планируется перерабатывать большие объемы руды, то будет преобладать постоянная составляющая. При ГОКах построим поселки.

– А китайцев планируете приглашать?

– Для строительства - возможно, для эксплуатации - нет. Мы уверены, что в российском горнорудном бизнесе должны работать российские специалисты. Это наша твердая позиция.

– Какое оборудование и технологии будете использовать в работе? И сколько предполагаете потратить на оснащение производства?

– Оборудование будем использовать и зарубежное, и отечественное. Основной критерий - эффективность. Технологии все классические, за исключением чугуноделания. Естественно, мы не будем строить домны, собираемся применять электропереплав, а перед ним проводить угольную металлизацию чугуна. Что касается затрат, то ГОК стоит около $350 млн, треть из них - это строймонтаж, остальное - оборудование. Разработка карьера на Кимканском месторождении, например, стоит $120 млн. Практически на всю эту сумму закупается оборудование: экскаваторы, машины и другая техника.

– Насколько экологически безопасно планируемое производство?

– В вопросах экологии производства мы традиционно предъявляем к самим себе самые высокие требования. Металлургию стерильным бизнесом не назовешь, но вредных выбросов она не дает.

Особенно при выполнении всех требуемых природоохранных мероприятий и учитывая тот факт, что мы будем применять электропереплав. В России по сравнению с тем же Китаем действуют очень жесткие производственные экологические стандарты, и все наше производство им соответствует в полной мере.

– Что дальневосточные регионы получат от реализации вашего проекта?

– Очень многое: рабочие места, инфраструктурные объекты, налоги. Так, например, если наш проект будет реализован, то ЕАО к 2012 году из дотационного станет регионом-донором. А если усреднять, то 10 тысяч работающих на наших предприятиях кормят около 20 тыс. человек (каждый - семью из двух человек). Но это только напрямую. А еще этим людям нужно продать хлеб, молоко, сигареты, дать кредит и т.п. То есть возникает еще столько же рабочих мест в других отраслях. При создании таких масштабных производств автоматически растет общее благосостояние региона.

– Каковы планы компании на ближайшую перспективу? По-прежнему будете делать акцент на золотодобыче…

– В ближайшее время начнем строительство в Ямало-Ненецком автономном округе. Там будет запущено золотодобывающее и железорудное производство. Вообще сейчас практически во всех регионах Восточной Сибири и Дальнего Востока (Иркутская область, Бурятия, Читинская и Амурская области, Хабаровский край, Якутия и Магаданская область) мы ведем либо поисковые и геологоразведочные, либо строительные работы.

По объему инвестиций и по объемам планируемой прибыли через несколько лет железо будет превалировать. А золотодобыча останется камерным проектом. Хотя компания сегодня является второй в стране по добыче золота. По добыче железной руды мы будем одним из крупных производителей. По производству чугуна – в первое время - средним. Но сталелитейное производство запустим сразу, как только появится спрос на внутреннем рынке. И тогда посмотрим.