Виктор ШАЛАЙ, директор Приморского государственного краевого музея им. Арсеньева: Музей способен решать серьезные проблемы территории

Имя гостя «Дальневосточного капитала» я впервые услышала несколько лет назад, общаясь с представителями Благотворительного фонда Владимира Потанина, реализующего среди прочих престижную грантовую программу «Меняющийся музей в меняющемся мире». О Викторе ШАЛАЕ, авторе проекта-победителя «Лабиринты острова Русский», было тогда сказано немало теплых слов. Я была далека от музейной деятельности, но имя запомнила. Тогда он был рядовым, но отнюдь не заурядным сотрудником Приморского государственного краевого объединенного музея им. Арсеньева. Мы познакомились, и он согласился написать для «Дальневосточного капитала» серию пробирающих до мурашек материалов о Владивостокской крепости, истории приморской столицы, ее знаковых местах... Затем ему стало не до журналистики: в 27 лет он стал заместителем директора музея по проектной работе, а спустя какое-то время и вовсе возглавил крупнейший региональный музей.

За прошедшие с тех пор четыре года на него то и дело обрушивался град критики - жестокой, неаргументированной. Однако даже отъявленным скептикам сложно не признать: музей за это время стал другим. В нем будто стало больше воздуха и света. Изменилось экспозиционное пространство, заметно расширилась аудитория гостей, на площадках музея проводятся квесты, мастер-классы, реализуются интерактивные образовательные программы…

- Виктор Алексеевич, в этом году музей выиграл очередной, уже 4-й, грант Благотворительного фонда Потанина. Какой из проектов стал победителем на этот раз?

- «Рыбий день». Экспозиция, ориентированная на самых маленьких посетителей и показывающая жизнь в море со всеми рисками и опасностями глазами маленькой рыбки. Рыбка путешествует, открывает подводный мир, узнает, что такое «тепло», «холодно», «страшно»… - и тем самым раскрывает сюжеты, связанные с морем.

- «Рыбий день» не единственный продукт, ориентированный на детскую аудиторию, есть еще очень теплый и эмоциональный проект «Сказки с молоком», квесты, мастер-классы… А вы сами помните свой первый визит в музей?

- Конечно, и очень хорошо. Мне было шесть, моему брату - около девяти, мы поднимались с ним от паромного причала по улице Первого Мая (ныне Петра Великого), где расположен филиал Музея им. Арсеньева. И брат, недавно побывавший там с классом на экскурсии, вдруг говорит: «В этом здании есть таинственная лестница, которую никому не показывают, хочешь ее увидеть? Давай забежим в музей, быстро на нее посмотрим - и назад». Конечно, я согласился. Открыли дверь, пронеслись мимо вахтеров по центральной лестнице (какой огромной показалась мне тогда!), за ней находилась бывшая библиотечная комната с антресолями, где были расположены книжные шкафы и куда вела узенькая винтовая лестница. Это было так необычно и загадочно! Мне, ребенку, эта лестница показалась пределом инженерных возможностей. Едва взглянув на нее, мы бросились назад и долго потом не могли отдышаться в ближайшем сквере, озираясь по сторонам и ожидая погони. Хорошо помню это ощущение невероятной авантюры и поселившееся в сердце убеждение, что Музей - это великое таинство.

- То есть желание связать жизнь с музейной сферой родом из детства?

- Что вы, я об этом даже не думал, а точнее, не мог и мечтать. Изначально у меня было романтическое желание пойти по стопам деда, стать капитаном, ходить в море, но оно тем не менее не сподвигло меня на подготовку в технический вуз, и я даже не стал пытаться поступать в ДВВИМУ. Зато довольно легко прошел на юридический факультет (это была вторая семейная профессия). Но на третьем курсе, когда закончились римское право, законы Хаммурапи и все, что связано с историей юриспруденции, мной овладела такая тоска! Я понял, что свернул не на свою дорогу, и, как мне кажется, совершил самый мужественный поступок в своей жизни - бросил учебу. Почему мужественный? Потому что знаю сверстников, детей из 90-х, которые шли на то, что модно, сулило деньги, карьеру, а в итоге становились несчастными заложниками ошибочных решений.

Моя семья огорчилась, но рассудила мудро: это твоя жизнь, поступай, как хочешь. 90-е заканчивались, нулевые были только на горизонте, четкого понимания, в какую сторону двигаться, не было, и я решил оглядеться. Поскольку вырос в квартале, построенном для ВБТРФ, то и «подножная» работа нашлась там же, на объектах старой рыбопромышленной инфраструктуры: разгружал, сторожил, мел, мыл… Мне вовсе не казалось это обидным и позволило набраться ярких впечатлений. Люди рабочих профессий, морские байки, стая портовых собак - умнейших, на самом деле, животных, которых невозможно провести, - все это было чрезвычайно интересно. Но спустя год я осознал риск залипнуть в этом навсегда. Я начал отчетливо ощущать бег времени, но по-прежнему не мог нащупать, чем же хочу заняться. К слову, я всегда очень много читал, в основном историческую литературу, и постоянно ловил себя на том, что в разговорах с людьми мне интересно то, «как было», потому что «как есть» я и сам видел. И когда эти знания достигли критической массы, возник Музей.

Мой старый школьный приятель предложил мне пойти на курсы экскурсоводов, которые вела в филиале Музея им. Арсеньева на Петра Великого известный приморский краевед Нелли Григорьевна МИЗЬ. Я даже не понял, зачем: Музей оставался для меня величиной неприступной. Но приятель был настойчив, мы договорились пойти на курсы вместе, однако в назначенное время он не пришел. Тут уже встал вопрос моей решительности и моего выбора - обидеться и уйти или все же перешагнуть порог музея. И я решился. Поначалу жутко стеснялся того, что меня спросят, где я учусь, и мне придется сказать: нигде. Но, будучи человеком коммуникабельным, я быстро влился в коллектив, стал отвечать на вопросы преподавателей, и оказалось, что я довольно много знаю благодаря прочитанным книгам, рассказам бабушки о старом городе. При этом чувствовал, что как мне было интересно учиться на курсах, так и преподавателям нравилось доносить до меня новые знания. Интуитивно ощущал, что судьба дает мне шанс, но не понимал, в чем он заключается.

Но курсы закончились, я вернулся на проходную, даже не забрав удостоверение экскурсовода, а месяца через два понял, что так тоскую по Музею! Это был разрыв шаблона. Сидишь в пространстве, которое тебе хорошо знакомо: проходная, старые бочки из-под селедки, прекрасные псы, знакомые дальнобойщики… - и ощущаешь, что все это настолько не твое! Я боялся признаться себе, что Музей, работающие в нем люди, коммуникации, образ жизни, с которым я соприкоснулся, стали вдруг очень важными для меня. Наконец, преодолев стеснение, решил навестить преподавателей. Нелли Григорьевна, увидев меня, сказала: «Наконец-то. И где это мы так долго гуляли?» В итоге, продолжая работать в порту, я стал все глубже погружаться в новую реальность (на общественных началах, конечно). Затем мне предложили водить экскурсии, и я осознал, что моя жизнь изменилась: у меня появилась новая компетенция, и даже небольшие деньги, заработанные с ее помощью, головой, имели особую ценность. А поскольку курсы базировались на территории Музея им. Арсеньева, я волей-неволей вовлекался в его жизнь, волонтерил, и осенью 2000 года заведующая Музейно-выставочным центром Ирина Павловна Нам предложила мне устроиться на работу официально, администратором. Это был гром среди ясного неба: я и мечтать о подобном не мог. Но мне нужно было посоветоваться с семьей, которой я помогал материально: зарплата на проходной была 3000 рублей, а в музее - 800, и финансовый вопрос был для меня немаловажным. Моя мудрая бабушка спросила: «Ты действительно этого хочешь? Соглашайся. Я прикрою». И я ушел из порта в музей. В этот же год поступил на истфак, - и все, пазл сложился.

- Вы прошли все этапы работы в музее: волонтер-разнорабочий, администратор, старший научный сотрудник, замдиректора по проектной работе головного музея… - это помогает сегодня вам как директору?

- Безусловно. Я знаю работу каждого звена достаточно хорошо, а главное, вынес определенный вывод о работе с персоналом: плох тот директор, который не озабочен ростом своих сотрудников. Дело в том, что, проработав четыре года в должности администратора, чувствуя в себе большой потенциал, но не видя перспективы роста, я решил расстаться с музеем. Правда, далеко не ушел и «пуповины» не разорвал, занявшись журналистикой, тесно связанной с краеведением. Вскоре пришедший на пост директора Музея им. Арсеньева Владимир Николаевич СОКОЛОВ позвал меня обратно, мы сделали несколько проектов, и уже в 27 лет я стал его заместителем по проектной работе. Меня это чрезвычайно вдохновляло и стимулировало. И сегодня я ставлю в работе с кадрами не только на возраст и опыт, но и на знания и желание работать, безотносительно возраста.

- За четыре года музей разительно изменился, а что вы сами считаете главным достижением за время работы в кресле директора?

- Пожалуй, то, что нам удалось прорваться к широкой аудитории гостей, включая одиночных посетителей категории «16+». Я считаю это главным коллективным достижением музея. Умные, трогательные экспозиции - это здорово, но их делали и до меня. Проблема была в огромной дистанции между музеем и людьми, живущими в городе, для которых, собственно, он и функционирует. Ее удалось сократить через главный музейный продукт - переживание, которое затрагивает душу и тревожит ее некоторое время после выхода из музея.

- Как развивается музейная сфера региона? Вы сотрудничаете с другими территориями? И какие из них наиболее активны?

- Дальний Восток не самый музейный регион, но ярких игроков хватает. У нас налажены связи с музеями отдельных субъектов региона, есть сетевые проекты, и их будет становиться больше. В 2014 году в Хабаровске состоялся первый Дальневосточный музейный форум, в следующем году мы будем проводить его во Владивостоке, затем передадим эстафету Сахалину…

Что касается активности территорий, то по объемам финансирования лидирует Сахалин, что обусловлено наличием серьезных игроков нефтегазового комплекса, поддерживающих местные музеи. По количеству событий и мероприятий - Хабаровский край во главе с краевым музеем им. Гродекова. А вот по актуальности, востребованности в большом музейном пространстве, резонансности, популярности в городских сообществах, думаю, лидирует Приморье.

- У вас есть любимый музей, который вы воспринимаете как некий эталон?

- Эталона нет, музеи - разные, как и люди… К тому же слепое подражание ни к чему хорошему не приведет, это все равно что переодеться в платье другого человека, отдалившись от собственной уникальности и природных возможностей. А вот опираться на опыт другого музея, перенимая и адаптируя у себя интересные формы работы с посетителями, осваивая новые направления, вовсе не зазорно. Так, например, как только мы открыли на базе музея экскурсионное бюро «Время города», составив серьезную конкуренцию местным туристическим компаниям, наш опыт стал использоваться в других музеях страны, и мы этому только рады.

Вообще, в нашем деле очень важна т. н. «насмотренность», поэтому, несмотря на непростую финансовую ситуацию, мы стараемся обеспечивать нашим сотрудникам профессиональную мобильность, чтобы, познакомившись с интереснейшими примерами из музейной сферы - и в России, и за рубежом, - вдохновленные увиденным, они создавали что-то интересное здесь.

Если же говорить о моих личных пристрастиях, то мне очень нравятся английские музеи - сдержанные, умные, красивые, как сама Великобритания, с большим достоинством демонстрирующие свои экспозиции. И государство не стесняется их привлекать для решения проблем локальных сообществ. Так, в одном из спальных районов Лондона есть очень трогательный Музей детства - филиал Музея Виктории и Альберта, - работающий для разных целевых аудиторий. И у него есть отдельная программа, решающая конкретную государственную задачу. Дело в том, что в этом районе Лондона очень большая концентрация эмигрантов из бывших британских колоний, для которых английская культура, образ жизни, поведение, язык - все чужое. Они не интегрированы в процессы современного Лондона, живут локально, не воспринимают окружающую реальность своей, а это опасно для города. Поэтому у музея есть конкретный заказ от мэрии Лондона на адаптацию этой категории населения к жизни в городе через музейное пространство. Очень показательный пример того, что музей - это не только про наследие, духовность и наше все, а вполне конкретный практический инструмент, решающий локальные проблемы территории.

- Вы готовы к тому, чтобы и вас местные власти вовлекали в подобные проекты?

- Безусловно, и очень этого хотим. Когда нас хвалят за какие-то действия, это приятно. Но настоящее слаженное взаимодействие власти и музея начинается тогда, когда тебя видят реальным инструментом, способным решать серьезные, масштабные задачи, в т. ч. не связанные с культурой.

Выстроить конструктивную и в то же время регламентированную коммуникацию с управляющими субъектами: органами исполнительной власти, вице-губернаторами, губернатором - задача сложная, но решаемая и, более того, необходимая. Но должно быть и встречное движение. Власти должны понимать, зачем музей существует, какого рода проблемы можно с его помощью решать, давая ему правильное техническое задание, и иметь желание это делать. А музей должен дать возможность увидеть себя таковым - дееспособным инструментом в области культурной, социальной и демографической политики. Хочется верить, что у нас это получается. 

Татьяна СУШЕНЦОВА.  Журнал "Дальневосточный капитал", август, 2015 год.